Я не достоин стоять сегодня перед вами в этом святом месте и исповедоваться в том, что я и мой народ сделали вашему народу. Кроме этого, я не лучший оратор, я не учился этому искусству в школе или университете. И тем ни менее я стою перед вами для того, чтобы исповедаться, так как верю, что исповедь — начало искупления.
Я помню, еще ребенком я пел каждый день в детском саду песню: «Все арабы — братья, а евреи — собаки». Как–то я спросил своего отца кто такие «евреи»? Мой отец, преподававший ислам в школах, сказал, что евреи — это осквернители субботы, наши враги, люди, которых прокляли даже царь Давид, Моисей и Авраам. Это все, что я услышал, и разговор происходил как раз перед Шестидневной Войной. Мне было тогда 6 лет, и я жил в Йерихо.
Моя мать — урожденная христианка. И война, продолжавшаяся шесть дней и шесть ночей, напоминала ей библейскую историю о том, как Йегошуа взял Йерихо, тоже в течение шести суток, и провозгласил создание еврейского государства. Конечно, тогда мне было непонятно, почему моя мать так радовалась победам израильтян.
Моя мать родилась в Америке и встретила моего отца в американском университете. Они поженились. Она приняла ислам и поехала за мужем на Ближний Восток, не зная, на что себя обрекает. Как только она приехала на Ближний Восток, у нее забрали американский паспорт, лишив, таким образом, возможности вернуться домой.
Теперь она принадлежала лону ислама, а лоно ислама это не то же самое, что отель «Калифорния». Ты можешь войти, но выхода нет. До приезда на Ближний Восток, моя мать не знала об этом. Она видела, как ее дети растут в атмосфере вражды и злобы в школах, где их учат убивать и ненавидеть евреев.
Я здесь не для того, чтобы осуждать ислам или мусульман, я верю, что среди них есть много мирных и любящих людей, которые не питают ненависти к евреям. Я не осуждаю ислам, но я желаю мусульманам успеха в попытке доказать, что ислам — миролюбивая религия. Я хотел бы, чтобы ислам был мирной религией, но, ислам, который я изучал, совсем не был мирным.
В старших классах мы изучали исламскую эсхатологию, и нам говорили, что час суда не придет, пока племя ислама не одолеет племя евреев. Пророка Мухаммеда спросили, где это произойдет, и он ответил: «В Иерусалиме, среди окружающих народов».
И тогда даже камень будет кричать: «Вот еврей прячется за мной, подойди, о мусульманин, подойди, о верный Аллаху, и убей его пока ни одного еврея не останется в живых». Исламская эсхатология, как мы ее учили, даже не предполагала, что евреи могут жить как меньшинство и платить налоги. После того как евреи соберутся на земле Израиля, они будут уничтожены, мужчины, женщины и дети. Вот что они проповедуют в мечетях, вот чему они нас учили в школе. Для нас ваше возвращение на землю Израиля означало, что сбывается пророчество, и пришло время уничтожать еврейский народ.
Я знаю, что это не веселая история, но евреи должны иметь в виду, что Холокост продолжается и сейчас. Он начался во времена Моисея, и вы можете подумать, что он закончился со смертью Гитлера, но это не правда. Холокост продолжается и сегодня. Правда ситуация изменилась: жертвы решили защищать себя, зато весь мир решил осудить их за это.
Мой отец, Дауд Шебат, обладающий большими участками земли в деревне Бейт Сагор, был близким другом Хаджа Амина Аль-Хуссейни, иерусалимского муфтия, который был частым гостем в нашем доме, потому что мой дед был одним из крупнейших землевладельцев в районе, он закалывал овечек и козлят, чтобы кормить людей муфтия. Однако мой дед сделал ошибку — он продал часть своих земель еврейскому национальному фонду. Это был величайший грех — продавать земли еврейским иммигрантам. Муфтий решил убить моего деда, позабыв, что его собственный отец, племянник Арафата, продавал землю евреям, арабский национальный фонд продавал земли евреям, исламский религиозный фонд продавал земли евреям... и только благодаря защите родственников мой дед остался в живых.
Евреи покупали эти земли на пожертвования, присылаемые со всех концов земли, на те монеты, которые дети бросали в свои копилки, потому что у евреев была мечта — вернуться на свою родину. Но мы никогда не знали о вашей мечте, нас не интересовала ваша мечта. Все, что мы знали о вас, мы знали из исламских школ и проповедей в мечетях.
Нацизм не умер, он принял другую форму. Адольф Гитлер контролировал Германию многими путями: он контролировал образование, детские лагеря, искусства, средства массовой информации. То же самое происходило и с нами, с моим поколением, которое росло на проповедях Хаджа Амина Аль-Хуссейни и его последователей. Хаджа Амина Аль-Хуссейни — муфтия Иерусалима и друга Адольфа Гитлера, перенявшего идею «окончательного решения еврейского вопроса», Хаджа Амина Аль-Хуссейни, который написал письмо министру иностранных дел Венгрии, чтобы остановить репатриацию полмиллиона евреев в Эрец Исраэль. Репатриация была остановлена. Где нашли эти евреи свою судьбу? В концентрационных лагерях. А после этого те же последователи Хаджа Амина Аль-Хуссейни вдруг стали учить нас в школах, что арабы не имели никакого отношения к Холокосту, что жертвы Холокоста были жертвами Адольфа Гитлера, что оставшиеся в живых евреи ни с того ни с сего приехали в Палестину, стали грабить ни в чем не повинных палестинцев и выгонять их с земли. Наши учителя никогда не говорили нам правды. Они никогда не рассказывали нам, что 800000 евреев были изгнаны из мусульманских стран, и им некуда было идти кроме земли Израиля. Наши учителя никогда не говорили нам, что арабы виноваты в чем-то по отношению к евреям. Весь мир приносил извинения евреям за то, что было сделано, кроме арабов. Я до сих пор не слышал, чтобы кто-то приносил извинения за сотрудничество с Гитлером, за резню в Хевроне, резню в Гуш-Эцйоне, резню в Хадассе. Где извинения?
Я стою здесь перед вами, чтобы сказать, что мне стыдно за мой народ, мне стыдно, что я называю себя арабом. Мне стыдно, потому что в проповедях на Храмовой Горе имамы и по сей день отрицают сам факт существования храма Соломона, а еврей не может посетить Храмовую Гору без разрешения исламского комитета, ВАКФа. Мне стыдно, что гробница Йосифа была осквернена, а свитки Торы сожжены. Мне стыдно, что мой народ живет одной идеей — уничтожить государство Израиль. У нас нет двух или трех партий, у нас нет двух или трех точек зрения, у нас есть только одна — и это точка зрения Ясира Арафата. Мне стыдно, что евреи не могут путешествовать по арабским странам, а арабы могут безопасно приезжать в Израиль. Мне стыдно, что если в моем паспорте стоит штамп «Израиль», я не могу въехать и путешествовать по арабскому миру. Мне стыдно, что свободы религии не существует ни в одной из 55 мусульманских стран. Мне стыдно, что я столько лет оскорблял свою мать за то, что она не была мусульманкой, называл ее язычницей и американской империалистской. Просил отца, чтобы он бросил ее и женился на мусульманке.
Мне стыдно, что Римский Папа, обращаясь к арабской аудитории, говорит, что библейские пастухи были предками современных арабов, в то время когда исторические факты доказывают, что библейские пастухи были евреями. Мне стыдно, что никто не поднимает голоса, что весь мир молчит по поводу того, что происходит с евреями. Мне стыдно, что мы входим в новую эру Холокоста, что ненависть к евреям растет не только в так называемой «Палестине», но также в Ливане, Саудовской Аравии, Ливии...
Мне стыдно, что тот же самый дьявол поднимает голову, но только не в одной Германии, а во многих странах на этот раз.
Мы столько лет кричали, что ненавидим вас потому, что вы оккупировали наши земли, но резня в Хевроне, и резня в Гуш-Эцйоне, и резня в Хадассе произошли задолго до «оккупации». Задолго до «оккупации» по вине Хаджа Анина Аль-Хуссейни гибли евреи.
Мне стыдно за Аниса Мансура, человека весьма известного и уважаемого в арабском мире, который приехал к нам в школу и сказал: «Все знают, что Гитлер был прав, освободив мир от шести миллионов евреев». И эти люди были нашими героями. Мы пели в свадебных песнях об этих «героях» — изготовителях бомб, организаторах терактов, прошедших обучение в фашистской Германии. Мы мечтали умереть шахидами (мучениками), которых в раю ждут 72 девственницы. Так нас учили в школе, и пусть какой-нибудь араб поднимется и скажет, что я обманываю, что я придумываю эти истории. Я назову имена школ, учителей, я покажу им уроки и страницы учебников. В старшие классы школы я ходил возле Гробницы Рахели в Бейт-Лехеме. (Я знаю, что сейчас вы, как евреи, не можете подойти к этому месту, не подвергая свою жизнь опасности.) Как-то я спросил своего учителя: «Когда мы одолеем евреев, что мы будем делать с еврейскими женщинами?»
«Они станут нашими наложницами» — ответил он.
« Что это значит?» — спросил я.
«Сексуальные рабыни — ответил он, — ты убиваешь мужчин, а женщин и детей берешь в рабы».
«Но ведь это не замужество, — возразил я, — что если эти женщины не захотят быть с нами после того, как мы убьем их мужей и их семьи?»
И учитель ответил мне, что женщины не имеют выбора в данном случае. Большинство жен пророка Мухаммеда были еврейки, чьих мужей и чьи семьи он уничтожил. Так нас учили.
И поэтому неудивительно, что я начал кидать в вас камни. Я кидал в вас камни с Храмовой Горы, трудно сосчитать сколько раз. Я кидал камни в ваших солдат. В конечном итоге я угодил в Израильскую тюрьму, но только для того, чтобы познакомиться там с самыми матерыми террористами Иерусалима, и, выйдя из тюрьмы, завербоваться в ряды террористической группы Ясера Арафата — ФАТАХ. Завербовал меня араб из Иерусалима по имени Махмуд Абу-Амр. Мы встретились с ним на Храмовой Горе и там, на самом святом для вас месте, он вручил мне сложное взрывное устройство с часовым механизмом, спрятанное в буханку хлеба. Я должен был взорвать отделение банка «Леуми», расположенное в Бейт-Лехеме. Мне помогли выбраться из Храмовой Горы, миновав охрану ВАКФа, и довезли до Бейт-Лехема. Подойдя к банку, я увидел арабских детей, играющихся возле банка. Мне стало жалко детей, я бросил бомбу на крышу банка и убежал. Через пять минут раздался взрыв, который поверг меня в ужас. Вскоре я узнал, что никто не был убит. Сейчас мне страшно подумать, что мои руки могли бы быть запятнаны кровью, но тогда я считал, что это моя святая обязанность — изгнать евреев с нашей земли.
Вместе с моими друзьями, я пытался линчевать солдата во время демонстрации в деревне Бейт Сагор. Он побежал за подростком, который кидал в него камнями, а мы окружили солдата и стали бить палками. У моего друга была палка с гвоздем на конце, которой он безжалостно тыкал солдата в голову. Солдат истекал кровью, мы чуть не убили его, но в последний момент ему удалось перепрыгнуть через линию огня, устроенную из подожженных шин, где вооруженные автоматами израильские солдаты — они даже не стреляли в нас, они стреляли в воздух — подобрали раненого товарища, посадили в джип и увезли. Я помню, что другой солдат звал его Амнон.
Я умоляю Амнона простить меня и понять, что я был воспитан в ненависти к евреям и не знал ничего другого.
И они будут рассказывать вам, что камень не может убить, гвоздь не может убить, ребенок не может убить... Те двое детей из Текоа были убиты арабскими детьми. Я говорю вам правду: мы были нацистами — нет никакой разницы. Мы слушали день и ночь песни ненависти на волнах радиостанции «Голос Палестины»: «Заточи мои кости, возьми мою плоть и сделай из нее бомбу...»
Перевод с английского Александра Левина.
Приглашаем вас оставить свои комментарии к этой статье.
Просмотреть другие публикации на совпадающие темы:
