Единый Иерусалим и единство нашего народа оказались вещами взаимосвязанными.
В жизни такого не бывает. Такое бывает только в сказке. Тем не менее, все тысячи лет изгнания наша, - кажущаяся мистической - связь с Иерусалимом обеспечивала единство нашего народа.
И вот Иерусалим свою работу сделал. Пришел черед и нам сделать свою часть.
Начало работы мы проделали в Шестидневную войну. В честь этого и празднуем 28-го ияра День объединения Иерусалима, которое произошло 7 июня 1967 года.
В этот, третий день войны, в 9 часов утра бойцы 55-й парашютно-десантной бригады, которой командовал Мордехай (Мота) Гур, ворвались в Старый город и, в ходе тяжелых боев освободив его и Храмовую гору, завершили освобождение Иерусалима.
То, что речь шла не просто о взятии города, а о возвращении Иерусалима в его естественное состояние единства, - это понимали все. И Моше Даян, отдавший ключи от Храмовой горы Вакфу, сказал тем не менее: «Иерусалим объединен и никогда не будет разделен».
Все это было в жизни, но завершилось, как в сказке: в результате Шестидневной войны объединенный Иерусалим стал столицей еврейского государства.
Итак, начало работы мы сделали. Что дальше?
А дальше вступает в дело кульминация все того же "сказочного" сюжета: единство нашего Иерусалима может обеспечить только единство нашего народа.
Свобода!
Когда-то у всех основой единства было природное ощущение принадлежности к чему-то общему – племени, народу.
С развитием свободы личности естественность этого феномена – принадлежности - все больше слабела, и единство постепенно переходило из природного состояния в осознанную необходимость.
Цивилизация в своем развитии дает нам все больше возможностей самостоятельности и свободы. Мы в своем развитии все более умело пользуемся возможностями быть свободными от всех и вся.
Поэтому, чем дальше, тем нам, свободным людям, все более неприятны попытки к чему-то нас привязать, с чем-то нас связать, всякие упоминания о том, что мы чему-то принадлежим и обязаны. Мы естественным образом воспринимаем это как покушение на свободу выбора.
Опыт жизни научил нас снимать идеологический флер со всяческих призывов и принуждений к некоему единству. Научил переводить все в практическое русло: нужен ли я кому-то, – это мы рассмотрим потом, главное то, что, если я живу среди врагов, - мне нужны государство, народ и определенная степень его единства.
И, в результате успешной борьбы за освобождение от оков и условностей, реальной осталась для нас одна только природная основа единства - совместная работа на общую цель. Была бы только цель.
"…а потом меня окунули …"
Мы, конечно, не знаем внутренних причин происходящего, внутренней сути вещей, но - как-то приспособились. Мы даем вещам названия и, называя их, чувствуем, что знаем, о чем говорим.
Понятно, что, чем удивительнее и разностороннее явление, тем больше у него названий, то есть, тем больше требуется нам слов-ярлычков, чтобы определить его и почувствовать его своим.
В этом плане ничто, конечно, не может сравниться с таким явлением, как человек. И "человек вообще" - он для нас и высший примат, и венец творения, и "это звучит гордо", и царь природы, и "зверее всех зверей"… И конкретный многострадальный Рабинович - он тебе и "папа" для детей, он тебе и …, - ну, по разному, конечно, - для жены, и "а-руси а-зэ" - для соседей, и Абрам Захарович - для подчиненных в прошлой жизни, и Аврам - для хозяина в настоящей.
Поэтому, наверное, человека на каком-то этапе перегрузки названиями и именами начинает беспокоить вопрос о том, кто же он такой на самом деле, - так, без ярлыков, без слов, без прозвищ.
Наш Иерусалим, наверное, тоже иногда "достает" количество имен и ярлыков, на него налепленных. Ведь как его только не называли - и вечный, и золотой, и сердце мира, и врата небес, и "экстерриториальное образование", и даже – "пороховая бочка планеты". Знатоки насчитывают около полутора сотен названий, данных Иерусалиму на разных языках.
Нам ведь его, как и любую вещь, обязательно нужно как-то назвать. Нам кажется, что как мы его назвали, – такой он и есть, хотя и знаем, что название сути не меняет.
Как в истории о крещеном еврее, который в великий пост ел мясо, окунув его перед этим в воду и сказав: "Ты – рыба". А на резонный упрек городового: " Что ж это ты, жидовская морда…" ответил: "Ну и что? Я тоже, например, был всю жизнь Хаим, а потом меня обмакнули в воду и сказали: "Ты – Степан", и вот, я - Степан".
Так и мы, окунув наш Иерусалим в свои дрязги, опустив его на уровень бытовых, сиюминутных политических понятий, никогда не сможем понять, кем же он был – и остался - на самом деле.
А ведь могут и продать
И вот – предварительный вывод, "пусть не трагичный, но досадный", точнее, целых три:
- мы свободны и стремимся к свободе от всех и вся, и этим разрушаем эти самые "все и вся";
- Иерусалим для нас многолик, потому что мы не знаем внутренней сути и причины вещей и происходящего;
- у нас нет общей цели и нет совместной работы на нее. "Просто жизнь", выживание, не может быть целью. Потому что цель, как планка, должна быть всегда выше – создать, добиться, - тогда выживание послушно тянет упряжку вместе с другими практическими задачами.
А пока мы не чувствуем общей цели и поэтому не можем объединиться для совместной работы на нее. Задачи же наши на всех уровнях – общеполитическом, военном, экономическом, социальном, - как и положено, практичны.
Потому и проблема Иерусалима и его единства становится для нас все больше вопросом идеологии, - к которой мы относимся, как и положено свободному человеку относиться к идеологии, - и решение ее расценивается нами как часть наших практических планов.
И если так, тогда понятно, что побудило Бааль Сулама сказать в статье "Мир" о нашем поколении: "… как бы они не продали независимость Израиля ради своих нужд, не говоря уж об отдаче Иерусалима".
Сказку сделать былью
Если же мы захотим привести к доброй развязке кульминацию сюжета той "сказки", героями которой мы, сами того не зная, являемся, тогда нам нужно быть уверенными в том, что Иерусалим готов продолжить делать для нас свою работу. И здесь, как обычно, возникает несколько вопросов.
Какую работу? Ту, о которой, комментируя слова царя Давида "Отстроенный Иерусалим подобен городу, соединенному воедино", сказали каббалисты: "Это город, который соединяет Исраэль друг с другом".
Но для чего соединяет, для какой цели? В книге Зоар сказал рабби Шимон: "Весь Исраэль – поручители друг за друга", и его сын, рабби Эльазар, продолжил: "Весь мир – поручители друг за друга". То есть, по мысли авторов Зоар, Исраэль – это модель для всего мира.
Модель чего? Бааль Сулам сказал об этом открыто: еврейский народ – это группа людей, цель которой - дать миру образец единства, основанного на формуле "возлюби ближнего, как самого себя".
Когда нам станет ясна эта цель, тогда Иерусалим, - явно, не сказочно, - станет для нас тем, что он есть на самом деле.
А пока еще мы не знаем истинной сути вещей, пока еще Хаима называем Степаном, а Иерусалим – городом трех религий. Видим камни и улицы, а то, каким образом связаны между собой единство Иерусалима и единство нашего народа, для нас - тайна.
Просмотреть другие публикации на совпадающие темы:
